Сказки лектора и директора, часть 2: электроинструменты – это сила

Jun 13, 2023

У вас осталось /5 статей.Зарегистрируйте бесплатную учетную запись или войдите в систему.

Эта слегка вымышленная история следует за моими предыдущими публикациями «Сказки о адъюнкте» и продолжает объяснять, что значит подниматься по служебной лестнице в академических кругах.

17 июля утреннее недомогание прекратилось. В тот вечер мы посмотрели фильм «Руди», чувствуя себя обязанными, поскольку действие происходит в церкви Святого Креста, рядом с церковью Святой Марии, моим будущим работодателем. Ближе к концу фильма толпа в Нотр-Даме скандирует: «Руди! Руди! Руди!» — и именно тогда у меня начались схватки. К тому времени, когда Руди несли на плечах другие игроки и предстал перед глазами «Иисус Тачдауна», я поняла, что у меня роды. Я восприму это как знак. Иль сеньо. Сеньо ди Дио.

Роды длились 37 часов (17 из них были болезненными, а последние пять были потрачены на потуги). Мои волосы были растрепаны, мое тело было покрыто потом, я лежала в пропитанном кровью белье, и разорванная плоть пульсировала. Я вообще не помню, чтобы кричала или говорила. Я не мог; ни звука не было. Волны боли накатывали на меня, как ветер, снег и море на картине Тёрнера «Снежная буря. Пароход у устья гавани». Я как будто был привязан к мачте в водовороте боли без заземления и горизонта.

В то время как римско-католические ропоты беспокоились о том, что дети окажутся в подвешенном состоянии, медсестры беспокоили меня, пытаясь дать ребенку имя на следующий день. С моей посткатолической точки зрения, нужно уделить минуту тому, чтобы убедиться, что вы не разрушите чью-то жизнь дурной репутацией. Тем не менее, я пролистал книгу «1000 детских имен» как можно быстрее. Ребенок не был похож на те имена, которые мы выбрали заранее. Чтобы поднять настроение, семья и друзья предлагали самые худшие имена, соответствующие фамилии Боулз, включая, помимо прочего, Роуз, Тиди, Зерновой, Туалет.

Когда я была беременна, я чувствовала, что мое тело было инкубатором, как в фильме «Чужие». Ребенок переворачивался внутри, и казалось, что она вот-вот вырвется из моего желудка, как разрывающийся кокон. Восстановление после родов было хуже. Моя грудь была болезненно набухшей и твердой, и из нее часто самопроизвольно вытекало молоко. Меня осенило, как рождаются истории о религиозных статуях. Я представляю, как святая Маргарита Антиохийская, покровительница родов, в какой-то богом забытой церкви в глубинке Франции бьет молоком, а люди возвещают, что произошло чудо. Это не чудо; Это реально.

В довершение всего, на помощь из Алабамы приехала мать Джона. Ее идея помочь мне заключалась в том, чтобы готовить для Джона (не для меня) и стирать его одежду (не мою), пока я корчусь от боли из-за других послеродовых осложнений (слишком наглядно, чтобы описывать их здесь). Благодаря ее «уборке» я нашел часть своей одежды в мусоре. После этого она преподнесла мне подарок — отвратительную толстовку ручной работы с аппликацией в виде плюшевого мишки, вдохновленную «Южной жизнью», украшенную вручную слоеной краской. Я подумал: «Это тот, кем я должен быть сейчас?»

Месяц спустя я начал работать в Сент-Мэри. Быть супругой, матерью, работником, работающим неполный рабочий день, и художником — это всегда разочаровывать кого-то, и не в последнюю очередь себя. Вина. Всегда чувство вины. Представляю себя на исповеди: «Благословите меня, батюшка, ибо я согрешила, прошел месяц, как я родила». И глубокий голос призрачной фигуры за ширмой спрашивал: «Какие твои грехи, дитя мое?»

Между уродливыми рыданиями я истерически выдыхала: «Я не могу содержать дом в чистоте или следить за стиркой. Я плохо готовлю. Я не зарабатываю достаточно денег. Мой ребенок постоянно заболевает ушными инфекциями. Я опаздывал». забирать ее у няни. Я поспорила с мужем по поводу траты денег на художественные принадлежности. Он говорит, что я провожу слишком много времени на работе. Я допустила опечатку в пресс-релизе на работе. Моя одежда не подходит. Я пролила грудное молоко, которое я только что вылила на пол».

Священник приказывал: «Вы должны произнести пять «Радуйся, Мария» и пять «Отче наш». Но у меня нет ни времени, ни энергии, ни умственных способностей достаточно долго концентрироваться, чтобы произнести хотя бы одну из этих молитв. И кроме того, в мире не хватает молитв, чтобы помочь мне сейчас. Мое тело больше не принадлежит мне. Мой ребенок неразрывно связан с ребенком: он кормит, спит, просыпается, держит на руках, купает, успокаивает, ухаживает за телесными жидкостями, наблюдает, беспокоится, удивляется. Я больше никогда не буду один. Это преследующее чувство инаковости. Я никогда не оправдаю всех ожиданий от всех ролей, которые мне нужно сыграть.